Читать книгу "Другой барабанщик  - Уильям Мелвин Келли"

Все уже знали, что в Саттоне их точно уже не было, потому как в два часа пополудни только случайные одиночки стояли со своим скарбом на остановке около веранды Томасона в ожидании следующего автобуса, и сидящие на веранде люди глядели в сторону площади и уже не видели машин, движущихся от северной окраины города – той его части, где обитали негры. После того, как в шесть вечера мистер Харпер покинул свой пост, кое-кто отправился домой ужинать, хотя большинство закупили еды в магазине мистера Томасона и продолжали сидеть, хрустя крекерами, орешками, леденцами или яблоками. Некоторые, скатав обертку в шарики и бросив их на проезжую часть, встали и отправились в негритянский район поглазеть, как там обстановка.

Но там они не нашли ничего примечательного – вроде пылающих домов, негры не удосужились даже оставить в брошенных домах свет, чтобы грабителей отпугивать, потому что они забрали с собой все ценные вещи, а остальное бросили на разграбление, облегчив мародерам жизнь, оставив двери нараспашку. Кое-где из дверных замков торчали ключи – словно приглашение тем, кто хотел бы вселиться в покинутые дома. Людям с веранды не хватило духу войти в пустые здания из того же свойственного южанам уважения к частной собственности и к домашнему очагу, которое в четверг удержало их от того, чтобы походить по земле Такера Калибана; но тем не менее они вглядывались через порог во тьму и обнаруживали там тьму-тьмущую всякой всячины: стулья, столы, диваны, ковры, швабры, кровати и прочий хлам. Стены стояли голые, лишенные семейных фотографий, на которых были запечатлены суровые деды, или бравые сыновья в солдатской форме, или замужние дочки, и фамильных распятий – всего того, без чего не обходится заселение семьи в новый дом. Если бы люди с веранды зашли внутрь и заглянули бы под кровати, они бы заметили там среди ровного пыльного поля прямоугольники чистого пола, где всего несколько дней до этого стояли чемоданы. Ни одного негра не было видно.

И все вернулись на веранду. Они не обсуждали только что увиденное, потому что каждый все и так видел своими глазами. И они сели и молча обдумывали, пытаясь сообразить, какое отношение эти события имеют к каждому из них и как их жизнь завтра, и на следующей неделе, и в следующем месяце будет отличаться от той, что была вчера, и неделю назад, и в прошлом месяце, или с самого их рождения. И никто не мог ничего понять. Это было как вообразить себе Ничто – то, что никто никогда не пытался осмыслить. И никто из них не имел никакой точки опоры, на которой они могли бы возвести представление о мире-без-негров.

А потом Стюарт подкатил на своей повозке, и рядом с ним на сиденье стояла бутыль виски, пузатая, как он сам, и эту бутыль пустили по кругу, и каждый перед тем, как приложиться, отирал горлышко рукавом, исполняя дурацкий и бессмысленный ритуал чистоты.

Вот когда они начали сердиться, тихо исходя гневом, словно невеста, брошенная в церкви перед алтарем и жаждущая мести, но не находящая рядом ни души, на кого можно было бы ее излить, и злящаяся от бессильного гнева еще пуще прежнего. Они маскировали чувство утраты, уверяя себя и других, что никакая это не утрата, – в точности как губернатор этим утром.

Стюарт сделал еще один изрядный глоток.

– Правильно! Ну и на хрена они нам сдались? Вы только посмотрите, что делается в Миссисипи или в Алабаме. Нам беспокоиться не о чем. Начнем жить по-новому, как говорит губернатор. Теперь заживем, как всегда жили, и нам не надо беспокоиться, что какой-нибудь ниггер постучится в дверь во время ужина и захочет сесть за наш стол.

Он сел на ступеньки веранды рядом с Бобби-Джо, который после ухода мистера Харпера совсем притих.

– Поглядим на это дело с другой стороны: теперь у нас будет полно работы, полно земли – вся работа и вся земля, которую эти ниггеры себе захапали, оно теперь наше. Когда все устаканится, вот мы заживем! – Стюарт вспотел, как это с ним всегда бывало, когда он выпивал или не выпивал, в жару или в холод, и достал из кармана носовой платок.

– Вот только работы, как и земли, может оказаться чересчур много! – изрек Лумис, надвинул шляпу на лоб и, балансируя на задних ножках стула, уперся спиной в стену. – У нас народу не хватит, чтобы справиться со всем объемом. Я же изучал экономику в колледже. А раз так, то и еды на всех не хватит. Останется земля, которую никто не сможет обрабатывать. Раньше на всех хватало, по крайней мере на то, чтобы пупок не надорвать. Мы ж не в Японии, тут никто не станет сеять на склонах Истерн-Ридж, держась на веревке, чтобы не скатиться кубарем вниз.

– Все равно жизнь у нас станет лучше! – Стюарт повернулся и сощурился, чтобы получше разглядеть Лумиса в тени навеса. – Вот взять, к примеру, Томасона. Он – владелец единственного магазина в Саттоне. Раньше было два магазина: у того ниггера на северной окраине был магазин. А теперь у Томасона в руках весь бизнес!

Лумис покачал головой:

– Да, но он же потерял больше половины клиентов!

Но он не мог переубедить Стюарта.

– А гробовщик Хагаман? Теперь его похоронная контора – единственная во всей округе. Все мы когда-то умрем. Я слыхал, что услугами того ниггера-гробовщика в Саттоне пользовались даже белые.

– Но я что-то не уверен, что все это к лучшему. У нас разве белые мели полы в магазинах, а? Только цветные. Ты вот согласишься мести полы в магазине, а, Стюарт? Это ведь единственная работа, на которую ты годен.

Раздался смех.

Бобби-Джо щелкнул пальцами. Получилось громко, даже с эхом:

– То-то и оно!

Тут все повернулись к нему. До сих пор он еще ни слова не вымолвил, только сделал пару-тройку глотков из бутыли. Он сидел, опустив ноги на край мостовой, уперев один локоть в штанину комбинезона, и сквозь дыру в ткани проглядывала его голая коленка.

– Я же предупреждал: этим дело не кончится!

– Смотри-ка, Лумис, Бобби-Джо уже сам с собой начал толковать, а ведь он только пару раз приложился к бутыли.

Томасон сидел на стуле, который он вынес из магазина.

– Сынок, ты бы не пил, коли не умеешь держать себя под контролем.

– Заткнись! – Бобби-Джо рассвирепел. – Ты сам либо напился, либо сдурел и не в состоянии докумекать, что у нас тут происходит. – Он помолчал. – А что, по-твоему, он тут делает, если не подстрекает наших ниггеров? Вот в чем дело! Я знал, что этим не кончится!

Тут уже все стали смотреть на него, моргая, щурясь, пытаясь разглядеть его получше, словно разглядев Бобби-Джо, они могли бы лучше понять, о чем он толкует.

– Кто он? Что делает?

Томасон перегнулся вперед, обращаясь к парню. Стюарт нервно отер пот с лица, как он всегда делал, когда ему казалось, что он туповат и не может уразуметь того, что представлялось несложным для понимания.

Бобби-Джо покрутил головой по сторонам:

– Да этот ниггер-проповедник, который приехал сюда, а мы все сидели, вылупившись на него, точно он сам президент. Надо же было пораскинуть мозгами, надо было что-то предпринять. – Он раззадорился, вскочил и, обернувшись к аудитории, продолжал вещать. – Мы же могли его остановить! А повели себя так, будто увидали голую девку перед собой и не знали, что с ней делать, а только покраснели от стыда.